Александр Прозоров - Слово шамана [= Змеи крови]

— Но ведь… Ведь колдовство, это все бред, выдумки ненормальных дикарей.

— Настоящим повелеваю тебе, боярин Константин Алексеевич Росин, — торжественным голосом объявил царь, — с помощью чернокнижников, тобою отобранных, их колдовского умения и своего хитроумия воинство басурманское, что к Астрахани нынешней весною отправиться собирается, остановить, и вспять обратить без урона для государства нашего.

— Вот черт! — только и выдохнул Костя.

— Не возбраняется, — кивнул государь. — Коли потребуется, хоть к черту обращайся, хоть к богам языческим, хоть к чарам черным и непотребным. Я, как помазанник Божий, грех твой потом отмолю. И митрополита заставлю пред Господом за тебя заступиться. Ступай, Константин Алексеевич, службу свою начинай.

Росину больше ничего не оставалось, кроме как поклониться и выйти из царских палат.

— О чем думаешь, Константин Алексеевич? — нагнал его Андрей Толбузин.

— О том, как я влип во всю эту историю.

— А не о том, как к князю литовскому удрать?

— Ты меня что, совсем за выродка держишь, Андрей? — резко остановился Росин.

— Извини, Константин Алексеевич, — тут же пошел на попятный опричник. — Извини, обидеть не хотел. Курбский вон, Андрей Михайлович. Воевода известный, побед сколько одержал. Так ведь сбежал, собака. Уж и не понимаю, что за помрачение на него нашло. В лазутчики польские вдруг заделался, земли государевы раздал, да и сбежал к схизматикам, жену и дитя малое бросив.

— Это ты меня так утешаешь? — поинтересовался Костя. — С предателем сравнивая?

— Я это к тому, что и здесь без колдовства явно не обошлось. Все вокруг к темным силам прибегают, Константин Алексеевич. Посему, как ни противно, но и нам силу сию опробовать надо.

— Колдовство, колдовство… — тихо зарычал Росин. — Ты сам-то в него веришь, боярин Андрей?

— Дьяк Даниил Адашев монстров из земли слепленных и на рать пущенных своими глазами видел, стрельцы, туличи, черниговцы про них рассказывали, — ушел от прямого ответа Толбузин. — Зализа сказывал, как в лифляндских землях епископ нечисть лесную и болотную на них наслал. И еще сказывал, что и ты, Константин Алексеевич, вместе с ними в ловушку эту попал. Правда ли сие, али выдумки?

— Это была галлюцинация.

— Что говоришь, Константин Алексеевич? — не понял мудреного слова опричник.

— Говорю, что до сих пор глазам собственным не верю после той истории, — огрызнулся Костя.

— Так что ты делать собираешься, боярин? — вернулся к началу разговора боярский сын Толбузин.

— Что делать? — пожал плечами Росин. — Ну, коли я боярин и службу государеву нести обязан, то приказ выполню, и все для выполнения царской воли сделаю… А ты, боярин Андрей, свидетелем мне станешь, что от поручения я не отлынивал и исполнил все в точности… Или, по крайней мере, сделал все возможное.

— Что же, я рад намерениям твоим таким, Константин Алексеевич, — облегченно кивнул опричник. — А что тебе для этого потребно?

— Кол. Хороший сосновый кол, прочно вкопанный у тебя на дворе.

— Ну, коли нужен, — пожал плечами боярский сын, — то велю сегодня холопам, чтобы вкопали.

— И еще… Награду какую ведьмакам этим обещать? Соблазн для них большой должен быть. Как награда немалая, так и кара жестокая. А дальше пусть сами решают, чего они могут, а что нет.

Из сотен претендентов на звание «придворного мага» и соответствующего вознаграждение через поставленное Костей сито пробралось всего четверо: похожая на бабу-ягу худощавая и сгорбленная старушенция с клюкой, щекастая и добродушная бабулька, укутанная в десятки темно-коричневых пуховых платков, еще крепкий бородатый старик и благообразный монах в потертой, как у самого Росина, рясе. Пятым, пропущенным, можно сказать, по блату, оставался саам. Всех их Костя и собрал в трапезной, с одной стороны подогреваемой жарко натопленной печью, а с другой — обдуваемой морозным ветерком из распахнутого окна.

— Значит, так, товарищи колдуны и чернокнижники, — сообщил, присев на край стола, Росин. — Настала вам пора использовать ваши могучие неведомые силы для блага нашей страны. Коли сможете сделать это, государь обещает вам золота по сто рублей, земли по тысяче чатей, да еще и по деревне в полсотни дворов в вечное наследное владение. Ну, а коли не сможете, так вот кол сосновый из окна хорошо виден. На него и сядете. Верно я говорю, боярин Андрей?

— Истинный крест, — перекрестился опричник. — И то и то исполню в полной мере. Богом клянусь.

— А что сделать-то надо, милок? — поинтересовалась милая старушка.

— Дело надо сделать благое, товарищи чернокнижники, — цыкнул зубом Костя. — Стало нам известно, что по весне войско басурманское от крепости Азов, что на Черном море, к городу Астрахань, что на Каспийском большая рать собирается пойти. Янычар одних семнадцать тысяч, сто пушек, татар несметное количество. Воевать с ними государю недосуг, а потому повелевает он вам чары свои в полной мере употребить, и нашествие это остановить безо всякой воинской помощи. Самим. Вот…

Росин тяжело вздохнул, и закончил:

— Сейчас холопы вас по светелкам вашим обратно разведут, и одних оставят. А охрану я повелел снять. Посидите, подумайте. Коли кто свершить чудо сие способен, сюда возвращайтесь, здесь ждать стану. А коли сомневаетесь в силах своих, и на кол садиться не желаете, бегите лучше сами. Тихо и тайно, дабы имени вашего никто не прознал. Семен! Сюда иди! Разведи гостей наших по комнатам, пусть отдохнут.

Подождав, пока чародеи выйдут из трапезной, Костя подошел к окну с видом на кол и закрыл ставни.

— Нет, боярин Андрей, надо тебе у меня стекла купить. Ну что же это такое: захочешь выглянуть, надо ставни распахивать и мороз внутрь впускать!

— Баловство это, Константин Алексеевич, стекла всякие. Можно окно пузырем бычьим затянуть, можно тряпицей промасленной, можно слюду беломорскую поставить…

— Так ведь не видно же ничего через нее, боярин! — покачал головой Костя. — Ладно, леший с вами. Пришлю несколько листов задаром. И вставлю сам, а то напортачите, как пить дать. Побьете, щелей оставите, по одному засунете ради экономии. А как нормальные окна будет, так сами еще запросите. К хорошему быстро привыкаешь.

— Зря ты так, Константин Алексеевич. Разбегутся ведь!

— Кто? Стекла?

— Да какие стекла! — отмахнулся опричник. — Колдуны твои разбегутся. Кому же охота на кол попадать?

— А ты чего желаешь, боярин Андрей? — Костя покачал головой. — Ну ладно, посадим мы их под замок. Скажем: колдуй, не того запорем насмерть. А толку что, если не может он ничего?! Ты хоть понимаешь, что сделается тогда? Астрахань — тю-тю, море Каспийское — тю-тю, Северный Кавказ — тю-тю, Волга — тю-тю. Ты этого хочешь? Нет, боярин, нахрапом мы тут толку не добьемся. Пусть чародеи-чернокнижники сами решают, способны они подвиг этакий совершить, или нет. Приманка им подкинута хорошая, так просто не откажутся. Коли чуют в себе силу нужную, обязательно попробуют. А коли сами знают, что добиться победы над целым войском им не по силам, так пусть лучше сразу сбегут, дабы надежды лишней нам не давать.